"Это места, где тела молодежи бронзовели, а души подгнивали"
А. Солженицын, «Архипелаг ГУЛАГ»
Великий русский поэт Наум Коржавин, отсидевший в сталинских лагерях свыше семи лет, спустя многие годы в своей книге мемуаров "В соблазнах кровавой эпохи" точно подметил: "Слава богу, что наши мучители не понимали исцеляющего воздействия хороших книг". Нам остается добавить - иначе наше существование в тюрьмах было бы просто невыносимым.
После того, как власти в 2009 году выдвинули против меня четвертое обвинение, и осудили в пятый раз, когда я, по логике власть предержащих и моих экзекуторов, должен был оказаться в безвыходной ситуации, морально сломленным и потерявшим всякую надежду на свободную жизнь, меня, в самом деле, спасли незаменимые духовные поводыри - книги.
Авторы этих великих книг, для которых совесть – «главный инструмент управления народом», научили меня, что нужно быть смелым. А смелость - это означает быть самим собой - таким, каким ты видишь себя. И еще, нужно быть сильным. Ибо сила дает возможность человеку не останавливаться ни перед чем и не идти на компромиссы, даже если ты слишком слаб пред сильными мира сего. Преодолевать любые препятствия и достигать цели. Нужно иметь волевой характер. Ибо только волевой характер поможет тебе победить несправедливость. Волевой характер - это характер победителя. Книги, написанные великими людьми с чистой совестью, научили меня делать выбор, идти по пути, который выбираешь. Ведь дорогу осилит идущий, не так ли? Ты осилишь дорогу, если пойдешь не останавливаясь. Но меня остановили, задержали, отняли свободу.
Да простит меня читатель за мое краткое, но вынужденное отступление, но как учил один из моих целителей - великий Вальтер Скотт (я очень любил читать его на свободе, и вернулся к нему в трудные тюремные дни; как же помогли мне его описания волевого шотландского характера, который учил не терять надежды даже в безнадежных ситуациях; как же помогли мне его герои - благодаря им я стал чувствовать, и если не мысленно, то хотя бы чувственно осознавать самого себя), счастье рассказчиков, в отличие от драматургов, в том, что первые не связаны единством времени и места, и могут по своему усмотрению слать свои истории из Афин в Фивы, и наоборот.
ГУСИНЫЕ ПЕРЬЯ
Я не нашел книг в карантинной камере. Я не мог отойти от ужасающей реальности, не было путей для самоизоляции. Меня преследовали глупые беседы и бессмысленные расспросы призраков этой жизни.
- Ведь 147-я статья – это изнасилование? – наконец не выдержал молодой и нетерпеливый урка, только что прибывший на «столыпинском» вагоне из Гянджи. (Вот уже около века прошло с убийства легендарного российского премьер-министра Столыпина – отца–основателя революционных аграрных преобразований, на обломках царской России возникли и пали два азербайджанских государства, а также большевистская империя, неотъемлемой частью которой была и наша маленькая страна, где на железнодорожных путях все еще проносятся ветхие и несовместимые с эпохой научно-технической революции допотопные вагончики – «столыпинки», на которых зэки преодолевают сотни и тысячи километров, чтобы добраться до своей "тюремной станции". Порой один вагон, предназначенный для 4 или 5 невольных пассажиров, заполняли несколькими десятками зэков).
- Нет – это диффамация, - успел я вставить фразу, и во избежание новых кривотолков тут же принялся объяснять смысл этого заморского слова. Ко мне на помощь неожиданно пришел зэк, арестованный за изнасилование гуся неподалеку от своего дома, в соседнем дворе, и приговоренный за это к 7 годам лишения свободы. "Гусиный насильник" вспомнил, что 147-я статья по старому советскому Уголовному Кодексу квалифицировалась как "аферизм". Ситуация несколько разрядилась...
Так вот, этот зэк из Агдашского района, почувствовав вожделение к красивому и упитанному гусю во дворе своего соседа, директора местной школы, видимо, подзабыв об исторической миссии этой благородной птицы, спасшей древний Рим, набросился и изнасиловал его. В момент насилия над беззащитной птицей во дворе неожиданно появился хозяин, и все его усилия спасти гуся были тщетны. Гусь не вынес насилия зловредного агдашского маньяка, и погиб. Жизнь птицы оборвалась, а насильник оказался за решеткой.
Впоследствии, перекочевывая из одной азербайджанской тюрьмы в другую, мне не раз приходилось сталкиваться с подобными курьезами. Порой действия насильников не укладывались в голове, и я часто задумывался, спрашивал себя – неужели человек может совершить подобное? Отбывая срок в 12-ой зоне, я столкнулся вообще с таким вопиющим случаем, что подтолкнуло меня к ревизии провластной концепции, предполагающей дезавуирование якобы чуждых нашему народу европейских ценностей и возвышающей многовековую духовную культуру. Хотя выходец из Шамкирского района Мамедов А. был чужд европейским ценностям и получил воспитание в патриархальной азербайджанской семье, но это не помешало ему совершить беспрецедентное злодейское преступление – изнасиловать собственного отца. А., отбывающий наказание за очень милым занятием – выпасом свиней высшего состава офицеров–юстиционеров на промзоне (видимо, со свиньями этот пастух – насильник и пас свой дух), искренне отчаявшись, уверял всех, что не хотел насиловать отца. Просто так вышло. Вечером он вернулся к себе домой и застал отца в любовных утехах со своей супругой. И на почве взбушевавшейся ревности он решил весьма своеобразно отомстить отцу за поруганную честь…
А. прославился еще одним подвигом. Во время пастьбы рядом с пастухом прошла курица начальника, и как-то невзначай бросила свой взгляд на А. Взгляд пастуху показался милым, и отбросив в сторону все условности, А. стал сводить счеты с курицей прямо на глазах у свиней. Курица погибла в объятиях зоофила. Рассвирепевший начальник зоны упрятал насильника в худший карцер, темный и сырой. Но не за нарушение внутреннего распорядка и режима зона - секс с курицей, а за гибель курицы, нанесшей начальнику ущерб примерно в восемь манатов...
Вообще-то, к моему удивлению, процент сексуальных насильников и маньяков среди арестантов оказался слишком уж высоким.
Странно... Все эти факты насилия происходили в восточной стране, население которой составляют этнические мусульмане, а руководство отвергает европейские и демократические ценности, якобы способствующие деградации национально-духовной составляющей менталитета народа и открывает путь к распространению нетрадиционной для азербайджанцев социокультуры.
Чем же тогда объяснить многочисленные факты изнасилования собственных дочерей, сестер и даже матерей? Вот о чем должна призадуматься власть, «взявшая на себя ответственность за общественное развитие согласно национальным ценностям» (закавыченная часть - цитата из статьи академика Рамиза Мехтиева - прим. автора).
Я жил в не очень многочисленном бараке, но среди 16 заключенных – один совершил насилие над собственной дочерью, другой нанес матери ножевое ранение – не поделил с ней отцовский кров, третий – вырезал у сестры грудь.
ВОРЫ В ЗАГОНЕ
Еще в период существования советской неформальной криминальной системы, действовавшей на основе т.н. воровских законов общака, зэков, совершивших подобного рода преступления, «ломали», «опускали» и ставили в ряд бесчестных и недостойных, иначе говоря, они, как правило, находили приют в гнезде педерастов – «петушатнике». Это неформальное устоявшееся правило действовало и в условиях криминальной воровской системы времен «легендарных» воров в законе (лоту Бахтияра, лоту Джаваншира, лоту Хикмета и прочих).
Система так называемых воровских понятий родилась в советских лагерях для регулирования отношений между заключенными. Судя по исследованиям Солженицына, эта система была создана при непосредственном руководстве сталинского НКВД. Построенные на отрицании законов "понятия", являются не чем иным, как системой арестантского права, апеллируют к обычаям криминальной среды, естественным праву сильного и интуиции по части справедливости. Однако зачастую интуиция авторитета формируется под влиянием тюремного начальства. Писаного кодекса, согласно этой системе нет, все держится на фигуре авторитета, своего рода тюремного Хаммураппи, толкователя законов – Вора, его практических навыках и жизненном опыте. Что есть норма в тюрьме? Не то, что определяется большинством, а установленное практическим опытом – арестантским правом. И всякое отклонение от этого традиционного права непременно является тем, что необходимо запретить и уничтожить.
С 30-х годов прошлого века азербайджанские тюрьмы управлялись по выработанным рекомендациям сталинского НКВД - воровском кодексе. Однако, начиная с 2004 года, неписаный тюремный правопорядок вступил в качественно новую фазу – водворившийся госкриминал, упразднив и сломав старые воровские порядки, ввел в тюрьмах особый воровской режимный порядок, уравнявший в правах всех заключенных. Наряду с демонтажем политической системы, власть предала анафеме вековые тюремные понятия, традиции и ценности и стала выстраивать новую пенитенциарную систему. Что не удивительно. Ведь тюремная система в каждой стране отражает политический строй этой страны. Тюрьмы, как и вся страна, превратились в жирную колбасу, которая попала в руки нескольких чиновников. И чиновники принялись выжимать из нее деньги. На смену воровскому общаку пришел общак пенитенциарный. Кстати, на латыни пенитенциарный (poenitentiarius) - означает покаянный, исправительный, относящийся к правосудию, обычно уголовному праву. Видимо, руководство нашей юстиции решило «исправить» положение дел с финансовыми потоками – за решеткой, как и в стране должен быть один общак.
Власть покусилась на святую святых – систему общезэковского публичного порицания, что явилось недопустимым в среде сброда. Испокон веков во всех странах, в том числе и в бывшем СССР, тюремные устои покоились на нерушимых заповедях арестанта, нарушения которых карались по всей строгости воровского закона. Не приведи Господь нарушить этот закон, как арестантская охлократия тут же обрушивала на посягнувшего на святое писание всю мощь плебейского черносотенного гнева. Подобный расклад казалось бы должен отвечать интересам и самого государства, ибо страх перед "справедливым" арестантским правосудием и необратимостью возмездия, царящий в тюремных камерах, удерживает многих на воле от совершения гнусных преступлений – совершение насилия обрывает надежду на спокойное, безобидное и безопасное существование в остроге. Власть отвергла вековую традицию тюрьмы - обители греха, несчастий, заблуждений и преступлений (как точно определил Вальтер Скотт), ибо в тюрьмах, как и всюду, существуют традиции, известные лишь их обитателям и передаваемые от одного поколения к другому. Что же передадут новые поколения арестантов последующим?..
Статья отражает точку зрения автора
А. Солженицын, «Архипелаг ГУЛАГ»
Великий русский поэт Наум Коржавин, отсидевший в сталинских лагерях свыше семи лет, спустя многие годы в своей книге мемуаров "В соблазнах кровавой эпохи" точно подметил: "Слава богу, что наши мучители не понимали исцеляющего воздействия хороших книг". Нам остается добавить - иначе наше существование в тюрьмах было бы просто невыносимым.
После того, как власти в 2009 году выдвинули против меня четвертое обвинение, и осудили в пятый раз, когда я, по логике власть предержащих и моих экзекуторов, должен был оказаться в безвыходной ситуации, морально сломленным и потерявшим всякую надежду на свободную жизнь, меня, в самом деле, спасли незаменимые духовные поводыри - книги.
Авторы этих великих книг, для которых совесть – «главный инструмент управления народом», научили меня, что нужно быть смелым. А смелость - это означает быть самим собой - таким, каким ты видишь себя. И еще, нужно быть сильным. Ибо сила дает возможность человеку не останавливаться ни перед чем и не идти на компромиссы, даже если ты слишком слаб пред сильными мира сего. Преодолевать любые препятствия и достигать цели. Нужно иметь волевой характер. Ибо только волевой характер поможет тебе победить несправедливость. Волевой характер - это характер победителя. Книги, написанные великими людьми с чистой совестью, научили меня делать выбор, идти по пути, который выбираешь. Ведь дорогу осилит идущий, не так ли? Ты осилишь дорогу, если пойдешь не останавливаясь. Но меня остановили, задержали, отняли свободу.
Да простит меня читатель за мое краткое, но вынужденное отступление, но как учил один из моих целителей - великий Вальтер Скотт (я очень любил читать его на свободе, и вернулся к нему в трудные тюремные дни; как же помогли мне его описания волевого шотландского характера, который учил не терять надежды даже в безнадежных ситуациях; как же помогли мне его герои - благодаря им я стал чувствовать, и если не мысленно, то хотя бы чувственно осознавать самого себя), счастье рассказчиков, в отличие от драматургов, в том, что первые не связаны единством времени и места, и могут по своему усмотрению слать свои истории из Афин в Фивы, и наоборот.
ГУСИНЫЕ ПЕРЬЯ
Я не нашел книг в карантинной камере. Я не мог отойти от ужасающей реальности, не было путей для самоизоляции. Меня преследовали глупые беседы и бессмысленные расспросы призраков этой жизни.
- Ведь 147-я статья – это изнасилование? – наконец не выдержал молодой и нетерпеливый урка, только что прибывший на «столыпинском» вагоне из Гянджи. (Вот уже около века прошло с убийства легендарного российского премьер-министра Столыпина – отца–основателя революционных аграрных преобразований, на обломках царской России возникли и пали два азербайджанских государства, а также большевистская империя, неотъемлемой частью которой была и наша маленькая страна, где на железнодорожных путях все еще проносятся ветхие и несовместимые с эпохой научно-технической революции допотопные вагончики – «столыпинки», на которых зэки преодолевают сотни и тысячи километров, чтобы добраться до своей "тюремной станции". Порой один вагон, предназначенный для 4 или 5 невольных пассажиров, заполняли несколькими десятками зэков).
- Нет – это диффамация, - успел я вставить фразу, и во избежание новых кривотолков тут же принялся объяснять смысл этого заморского слова. Ко мне на помощь неожиданно пришел зэк, арестованный за изнасилование гуся неподалеку от своего дома, в соседнем дворе, и приговоренный за это к 7 годам лишения свободы. "Гусиный насильник" вспомнил, что 147-я статья по старому советскому Уголовному Кодексу квалифицировалась как "аферизм". Ситуация несколько разрядилась...
Так вот, этот зэк из Агдашского района, почувствовав вожделение к красивому и упитанному гусю во дворе своего соседа, директора местной школы, видимо, подзабыв об исторической миссии этой благородной птицы, спасшей древний Рим, набросился и изнасиловал его. В момент насилия над беззащитной птицей во дворе неожиданно появился хозяин, и все его усилия спасти гуся были тщетны. Гусь не вынес насилия зловредного агдашского маньяка, и погиб. Жизнь птицы оборвалась, а насильник оказался за решеткой.
Впоследствии, перекочевывая из одной азербайджанской тюрьмы в другую, мне не раз приходилось сталкиваться с подобными курьезами. Порой действия насильников не укладывались в голове, и я часто задумывался, спрашивал себя – неужели человек может совершить подобное? Отбывая срок в 12-ой зоне, я столкнулся вообще с таким вопиющим случаем, что подтолкнуло меня к ревизии провластной концепции, предполагающей дезавуирование якобы чуждых нашему народу европейских ценностей и возвышающей многовековую духовную культуру. Хотя выходец из Шамкирского района Мамедов А. был чужд европейским ценностям и получил воспитание в патриархальной азербайджанской семье, но это не помешало ему совершить беспрецедентное злодейское преступление – изнасиловать собственного отца. А., отбывающий наказание за очень милым занятием – выпасом свиней высшего состава офицеров–юстиционеров на промзоне (видимо, со свиньями этот пастух – насильник и пас свой дух), искренне отчаявшись, уверял всех, что не хотел насиловать отца. Просто так вышло. Вечером он вернулся к себе домой и застал отца в любовных утехах со своей супругой. И на почве взбушевавшейся ревности он решил весьма своеобразно отомстить отцу за поруганную честь…
А. прославился еще одним подвигом. Во время пастьбы рядом с пастухом прошла курица начальника, и как-то невзначай бросила свой взгляд на А. Взгляд пастуху показался милым, и отбросив в сторону все условности, А. стал сводить счеты с курицей прямо на глазах у свиней. Курица погибла в объятиях зоофила. Рассвирепевший начальник зоны упрятал насильника в худший карцер, темный и сырой. Но не за нарушение внутреннего распорядка и режима зона - секс с курицей, а за гибель курицы, нанесшей начальнику ущерб примерно в восемь манатов...
Вообще-то, к моему удивлению, процент сексуальных насильников и маньяков среди арестантов оказался слишком уж высоким.
Странно... Все эти факты насилия происходили в восточной стране, население которой составляют этнические мусульмане, а руководство отвергает европейские и демократические ценности, якобы способствующие деградации национально-духовной составляющей менталитета народа и открывает путь к распространению нетрадиционной для азербайджанцев социокультуры.
Чем же тогда объяснить многочисленные факты изнасилования собственных дочерей, сестер и даже матерей? Вот о чем должна призадуматься власть, «взявшая на себя ответственность за общественное развитие согласно национальным ценностям» (закавыченная часть - цитата из статьи академика Рамиза Мехтиева - прим. автора).
Я жил в не очень многочисленном бараке, но среди 16 заключенных – один совершил насилие над собственной дочерью, другой нанес матери ножевое ранение – не поделил с ней отцовский кров, третий – вырезал у сестры грудь.
ВОРЫ В ЗАГОНЕ
Еще в период существования советской неформальной криминальной системы, действовавшей на основе т.н. воровских законов общака, зэков, совершивших подобного рода преступления, «ломали», «опускали» и ставили в ряд бесчестных и недостойных, иначе говоря, они, как правило, находили приют в гнезде педерастов – «петушатнике». Это неформальное устоявшееся правило действовало и в условиях криминальной воровской системы времен «легендарных» воров в законе (лоту Бахтияра, лоту Джаваншира, лоту Хикмета и прочих).
Система так называемых воровских понятий родилась в советских лагерях для регулирования отношений между заключенными. Судя по исследованиям Солженицына, эта система была создана при непосредственном руководстве сталинского НКВД. Построенные на отрицании законов "понятия", являются не чем иным, как системой арестантского права, апеллируют к обычаям криминальной среды, естественным праву сильного и интуиции по части справедливости. Однако зачастую интуиция авторитета формируется под влиянием тюремного начальства. Писаного кодекса, согласно этой системе нет, все держится на фигуре авторитета, своего рода тюремного Хаммураппи, толкователя законов – Вора, его практических навыках и жизненном опыте. Что есть норма в тюрьме? Не то, что определяется большинством, а установленное практическим опытом – арестантским правом. И всякое отклонение от этого традиционного права непременно является тем, что необходимо запретить и уничтожить.
С 30-х годов прошлого века азербайджанские тюрьмы управлялись по выработанным рекомендациям сталинского НКВД - воровском кодексе. Однако, начиная с 2004 года, неписаный тюремный правопорядок вступил в качественно новую фазу – водворившийся госкриминал, упразднив и сломав старые воровские порядки, ввел в тюрьмах особый воровской режимный порядок, уравнявший в правах всех заключенных. Наряду с демонтажем политической системы, власть предала анафеме вековые тюремные понятия, традиции и ценности и стала выстраивать новую пенитенциарную систему. Что не удивительно. Ведь тюремная система в каждой стране отражает политический строй этой страны. Тюрьмы, как и вся страна, превратились в жирную колбасу, которая попала в руки нескольких чиновников. И чиновники принялись выжимать из нее деньги. На смену воровскому общаку пришел общак пенитенциарный. Кстати, на латыни пенитенциарный (poenitentiarius) - означает покаянный, исправительный, относящийся к правосудию, обычно уголовному праву. Видимо, руководство нашей юстиции решило «исправить» положение дел с финансовыми потоками – за решеткой, как и в стране должен быть один общак.
Власть покусилась на святую святых – систему общезэковского публичного порицания, что явилось недопустимым в среде сброда. Испокон веков во всех странах, в том числе и в бывшем СССР, тюремные устои покоились на нерушимых заповедях арестанта, нарушения которых карались по всей строгости воровского закона. Не приведи Господь нарушить этот закон, как арестантская охлократия тут же обрушивала на посягнувшего на святое писание всю мощь плебейского черносотенного гнева. Подобный расклад казалось бы должен отвечать интересам и самого государства, ибо страх перед "справедливым" арестантским правосудием и необратимостью возмездия, царящий в тюремных камерах, удерживает многих на воле от совершения гнусных преступлений – совершение насилия обрывает надежду на спокойное, безобидное и безопасное существование в остроге. Власть отвергла вековую традицию тюрьмы - обители греха, несчастий, заблуждений и преступлений (как точно определил Вальтер Скотт), ибо в тюрьмах, как и всюду, существуют традиции, известные лишь их обитателям и передаваемые от одного поколения к другому. Что же передадут новые поколения арестантов последующим?..
Статья отражает точку зрения автора