«Дала нам решетка новую меру вещей и людей. Сняла с наших глаз ту будничную замазку, которой постоянно залеплены глаза ничем не потрясенного человека. И какие же неожиданные выводы!»
А.Солженицын. «Архипелаг ГУЛАГ»
Из соседней камеры послышался стук в стену. «Это Акула!» - поспешил обрадовать меня один из старожилов нашей камеры, и с гордостью продолжил: «Он - положенец нашей тюрьмы, и скоро пришлет нам сигареты с сахаром». «Акула» - это «погоняло» (на тюремном сленге прозвище, которым называют членов криминального сообщества. «Акула» получил пожизненный срок за особо жестокое убийство) главного арестанта Баиловской тюрьмы. Всей системой так называемого тюремного товарооборота управляет положенец тюрьмы и его ближайшее окружение - братва. Эта группа также контролирует теневой финансовый поток. Согласно негласным законам, назовем это йаппонятиями (ведь страна управляется не по законам, а по понятиям), установленными «пенитенциариями».
Криминальная элита тюрьмы посредством своего синдиката, состоящего из «смотрящих» и «корпусных», аккумулирует в своей камере весь денежный поток, поступающий, точнее, выбиваемый ею же из буржуев - предпринимателей, опальных мелких и средних чиновников, неугодных банкиров и т.д. Часть из этих «недобровольных пожертвований» направляется на поддержку «пролетариев» - нуждающихся бедолаг. Эту поддержку в тюрьме называют «нуждой». Ассигнования выделяются лично положенцем, причем, как обычно, в виде сигарет, мыла, зубной пасты, продуктов питания и т.д. Весь этот провиант, который Пенитенциарная служба обязана выдавать заключенным бесплатно, распродается на базах. Провиант даже не поступает в тюрьмы. Коммерсанты, близкие к высокопоставленным чиновникам Минюста, разбирают и распродают «арестантский груз» по дороге, не доезжая до пункта доставки товаров арестантского потребления.
«ЭФСАНЕ», «ФЕКОЛОИД» И ПЕРВАЯ АГРЕССИЯ
Действительно, не прошло и получаса, как надзиратель открыл окошко в дверце камеры, называемое среди зэков «кормушкой» (ежедневно, трижды в день через это окошко передается арестантская баланда и холодный, плохо заваренный чай), и передал сигареты. Зэки кинулись разбирать сигареты, предложив закурить и мне. Это были самые дешевые бакинские сигареты - «Эфсане» ("Легенда"), которые администрация обязана выдавать зэкам в качестве табачного пайка. На самом же деле, табачный паек продается братве, которая за счет госснабжения занимается тюремной благотворительностью.
«Это твоя «Эфсане»» - протянул мне несколько пачек «столыпинец». Итак, я получил свою первую «нужду» в жизни. Сделал несколько затяжек, и это был самый отвратительный табачный вкус, который мне пришлось когда-либо изведать. Кажется, я стал реально понимать, что уже нахожусь в местах не столь отдаленных. После этой табачной легенды мне захотелось бросить курить. Почти решился, но по-марктвеновски, до первой возможности получить приемлемый табак. С чувством глубокого сожаления вспоминаю выкуренные моими новыми «собратьями» четыре пачки «Marlboro», которые незадолго до ареста мне успели передать дальновидные друзья. Уже впоследствии я понял, что сигареты в тюрьме - самый стратегический товар, почти конвертируемая валюта. Если у вас нет денег, но есть приемлемые сигареты, то их можно обменять на любой продукт и даже вид услуги. Кстати, многие оперативники в колониях расплачиваются со своей агентурой штучными сигаретами. Принес информацию - получай сигарету. Хороший табак в тюрьме - это первый признак жизненного благополучия арестанта, а также его причастности к касте избранных. Но всем этим хитростям я научусь гораздо позже, уже в колонии. Сейчас же я понял, что допустил промах, о котором долго сожалел. Первый блин как всегда оказался комом.
Дело в том, что в конце лихих 90-х, начитавшись восторженных воспоминаний славной русской «братвы» о недопустимости уединенного образа жизни в камере, я решил поделиться своим табаком и первичными запасами провианта, наспех приготовленными родителями и переданными мне незадолго до ареста. Однако вместо гостеприимного приема, я встретил ужасную картину - все мои сигаретные пачки «Мальборо» и домашние котлеты были наспех «проглочены» голодными зэками с аппетитом первобытных дикарей.
Новым шоком стал «Север», хотя его было бы правильнее назвать фекалоидом или дерьмопортом! Улучив минуту, я прорвался в желаемый уголок, и тут же выбежал с тошнотворным чувством. Ничего более ужасного и смрадного я еще не встречал в жизни. Чего же можно ожидать от пятачка земли, громко именуемого туалетом, где нет воды и испорченная канализация, где справляли свою нужду заключенные, но который не промывался уже несколько недель? Я решил как можно меньше ходить в туалет, насколько это возможно, насколько хватит сил.
И тут я почувствовал жуткий зуд в спине - какая-то тварь забралась под рубашку, искусав спину, напившись моей крови, и продолжила мучительное для меня хождение по телу. Вся постель и одежда кишела вшами. Я попытался оказать хоть какое-то сопротивление, был исполнен решимости защитить себя от агрессии этих тварей, избавиться от них, но тщетно. Меня мог спасти разве что сон. Казалось, я попал в самый настоящий ад, хотя порой все же мерещилось, что меня скоро разбудят, и этот кошмарный сон развеется, наступит явь – и я вновь окажусь в родимой и любимой вихрящейся редакционной реальности - в «Реальном Азербайджане», меня захватит и снова понесет привычная предпятничная суматоха... Я снова стану публиковать свежие факты новых хищений из очередного транша Нефтяного Фонда. Увы!
БАСНЯ И БАНЯ
Отворилась дверь - кстати, впервые за все время моего нахождения в кошмаре - и надзиратель произнес мою фамилию, пригласив «на выход». За мной последовали браконьер, угонщик автомобиля и один из «столыпинцев». Это был первый услышанный мною стук в дверь моей камеры. Начиная с первого дня заключения, узник находится в ожидании исполнения туманных надежд. Постоянно замирает сердце, особенно когда надзиратель произносит твою фамилию и приглашает к выходу. Трудно выразить эти ощущения, ибо секунды, минуты, часы летят, и все же надежда, в исполнение которой уже не верится, не покидает узника. И даже при каждом случайном шорохе в дверях, случайном звуке, случайном кашле надзирателя за дверью, в ушах начинает громко звенеть, а сердце - страшно колотиться. После этого вихря ощущений я снова оказался в тюремном дворе, где вновь столкнулся лицом к лицу с эпическим слоганом вождя о невинно осужденных. Нас повели мыться в баню. Но при этом не дали ни полотенца, ни мыла… о других банных принадлежностях и говорить не приходиться.
В маленькой бане было всего две душевые. Мои товарищи, смирившись со своей «банной» участью, отправились купаться без мыла и полотенца, я же решил познакомиться с заведующим баней. Кстати, пост завбаней, наряду с постом хлебореза, – один из самых стратегических в тюремном лагере. Мне еще в этом придется убедиться – от Солженицына, из его «Архипелага», мне уже было известно, что один из самых выдающихся ученых в мировой истории Лев Ландау был в сталинском ГУЛАГе заведующим женской баней.
Завбаней оказался молодой барчук лет двадцати пяти – представитель самого многочисленного класса азербайджанских арестантов – наркоманов.
Кстати, сами зэки нарекли 234-ю статью Уголовного Кодекса национальной.
- По какой статье сидишь? – спрашивает один зэк другого.
- По национальной (milli maddə ilə), - и собеседник сразу понимает, о чем идет речь, не переспрашивает и кивает головой.
В тюрьме я встретил не один десяток людей, никогда не употреблявших наркотики или употреблявших их давно, но осужденных за количество, например, героина, «обнаруженного» у него в кармане и превышающего норму для употребления. Хотя, как я воочию убедился, в самой тюрьме наркобизнес процветает. В каждую зону ввозят сотни граммов героина, кокаина, гашиша, марихуаны и торгуют ими открыто. К примеру, в 6-й колонии ларек наркотических веществ одно время находился в библиотеке, и там шла открытая торговля. Торговал библиотекарь, который в настоящее время отбывает наказание в 13-й колонии. Представляете, заходишь в библиотеку, а там вместо книг целая галерея наркотических изделий. Выбирай – на любой вкус!
А в Баиловской тюрьме (ныне в Кюрдаханском изоляторе), как и в Гобустанской, или в колонии особого режима №8 (с некоторыми зэками из этой колонии я познакомился в карцерах ШИЗО), то есть, в закрытых тюрьмах наркотики предлагают с особой услугой - «с доставкой в камеру»! Причем доставляют сами надзиратели. Главным «антигероем» по борьбе с наркотиками в наших тюрьмах считается внук Героя Советского Союза, генерала Ази Асланова. Он хотя и носит имя и фамилию своего знаменитого деда, но является главным полицейским по борьбе с наркотиками, находящим под ночным фонарем наркотики в карманах оппозиционеров и журналистов, но зато не замечающий открытую наркоторговлю средь бела дня в тюрьмах. А торговцы - не кто иные, как сами же полицейские в погонах. Вот они и торгуют под портретами своих «чучхэ».
Банщик, одетый в дорогой спортивный костюм и обутый в дорогие кроссовки, рассказал мне свою басню, признавшись под конец, что заплатил многоуважаемому М. муаллиму полтысячи долларов, чтобы скоротать свои последние месяцы срока в «тепличных условиях». Не только банщик со своей басней, но и много других «буржуев» (так арестанты называют богатых и обеспеченных зэков) укрываются от тюремного смрада в санчасти и в клубе. В хозбригаду – «западло», поскольку туда собирают в основном «пидоров, опущенных и опортаченных» (то есть, испачканных, прикоснувшихся к педерасту, достаточно подать ему руку или взять у него сигарету, чтобы получить «волчий билет» и оказаться в «голубом» сообществе).
ТЮРЕМНЫЙ ПРАЙС-ЛИСТ
Койка в санчасти стоит от 1 до 2 тысяч долларов (ежемесячно), а в клубе - до 3 тысяч долларов. В Баиловском СИЗО выстроена одна из самых эффективных пирамид с огромными финансовыми потоками. Даже воздух здесь стоит денег. Я не преувеличиваю, а излагаю все, что видел, и даже порой (а моя нищенская сума иногда пополнялась за счет помощи родителей, друзей и пожертвований международных организаций) платил за облегчение условий содержания. Кстати, расценки, установленные М. муаллимом в Баиловской тюрьме, были поддержаны и переняты досточтимым Э.С. - новым начальником в СИЗО Кюрдаханы, который функционально пришел на замену старому Баилу.
Итак, самая верховная элита «буржуев» почивает на лаврах, а точнее, на нарах в роскошных и полугражданских условиях в санчасти или в клубе. Там почти как в уютной квартире: беспрепятственное передвижение по коридору, мобильный телефон, телевизор и DVD, кабельное ТВ, спиртное, неограниченное пользование отдельной ванной комнатой, чистое накрахмаленное и хорошо выглаженное постельное белье на удобном пуховом матраце…
Но даже не каждый буржуй может позволить себе надолго задерживаться в апартаментах «пятизвездочной» тюрьмы, поскольку у многих следствие затягивается на многие месяцы, а порой и на годы. Поэтому администрация создала хотя и менее комфортные, но уж никак не похожие на тюремные условия в некоторых буржуйских камерах, которым можно присудить «четыре звездочки». Эти спецкамеры размещались в 1, 5 и 6-м корпусах. Стоимость одной койки в этой камере оценивалось от 500 до 850 долларов. В этих камерах отбывают заключение от 4 до 8 зэков. Однако расходы в самой камере более чем высокие – приходится платить за воздух (когда инспектор по внутреннему режиму корпуса, либо «старшина», нарушая правила, оставляет кормушку открытой), благодаря чему сама камера постоянно проветривается, за дверь (оставляют открытой и дверь, только цена более высокая - 1000-1500 долларов), за право побольше надышаться свежим воздухом в прогулочной, за аренду холодильника, за радио, за отключение света во время сна (согласно распорядка и правил внутреннего режима, камера должна быть постоянно освещенной), за лишний повод искупаться в бане, и т.д. и т.п.
Эти камеры предназначены для представителей среднего класса и обедневших либо экономных буржуев, и ежемесячные расходы здесь гораздо меньше - от 300 до 700 долларов. Тепличные условия в «4-звездочных» камерах можно назвать приближенными к свободной жизни. Обитателям этих камер запрещается лишь ношение мобильных телефонов, хотя абсолютное большинство середнячков пользуются мобилкой, но скрытно, соблюдая зековскую конспирацию. Но если даже стражи порядка обнаружат телефон, то за приемлемую взятку (около 2-3 тысяч) можно отделаться предупреждением.
Что же касается «пролетариата и крестьянства», представителей низших классов, то их помещают в большие, как их называют «черные камеры», условия содержания в которых идентичны «карантинной камере», которую я успел описать в предыдущей главе.
Там царствует тюремный смрад, беспредел, право сильного, и все вытекающие отсюда последствия. Голод, холод, отсутствие нормального сна (в эти камеры, предназначенные, к примеру, на 30 заключенных, запихивают по 100 человек – спать приходиться по очереди), вонючая тюремная баланда-жижа и зеленовато-черный, жидкий хлеб… Так как в тюрьме отсутствует вентиляционная система, а зэкам не на что приоткрыть кормушку или провести лишний час в прогулочной, то им остается лишь смириться со своей жалкой участью и относиться к жизни по-философски.
Статья отражает точку зрения автора
А.Солженицын. «Архипелаг ГУЛАГ»
Из соседней камеры послышался стук в стену. «Это Акула!» - поспешил обрадовать меня один из старожилов нашей камеры, и с гордостью продолжил: «Он - положенец нашей тюрьмы, и скоро пришлет нам сигареты с сахаром». «Акула» - это «погоняло» (на тюремном сленге прозвище, которым называют членов криминального сообщества. «Акула» получил пожизненный срок за особо жестокое убийство) главного арестанта Баиловской тюрьмы. Всей системой так называемого тюремного товарооборота управляет положенец тюрьмы и его ближайшее окружение - братва. Эта группа также контролирует теневой финансовый поток. Согласно негласным законам, назовем это йаппонятиями (ведь страна управляется не по законам, а по понятиям), установленными «пенитенциариями».
Криминальная элита тюрьмы посредством своего синдиката, состоящего из «смотрящих» и «корпусных», аккумулирует в своей камере весь денежный поток, поступающий, точнее, выбиваемый ею же из буржуев - предпринимателей, опальных мелких и средних чиновников, неугодных банкиров и т.д. Часть из этих «недобровольных пожертвований» направляется на поддержку «пролетариев» - нуждающихся бедолаг. Эту поддержку в тюрьме называют «нуждой». Ассигнования выделяются лично положенцем, причем, как обычно, в виде сигарет, мыла, зубной пасты, продуктов питания и т.д. Весь этот провиант, который Пенитенциарная служба обязана выдавать заключенным бесплатно, распродается на базах. Провиант даже не поступает в тюрьмы. Коммерсанты, близкие к высокопоставленным чиновникам Минюста, разбирают и распродают «арестантский груз» по дороге, не доезжая до пункта доставки товаров арестантского потребления.
«ЭФСАНЕ», «ФЕКОЛОИД» И ПЕРВАЯ АГРЕССИЯ
Действительно, не прошло и получаса, как надзиратель открыл окошко в дверце камеры, называемое среди зэков «кормушкой» (ежедневно, трижды в день через это окошко передается арестантская баланда и холодный, плохо заваренный чай), и передал сигареты. Зэки кинулись разбирать сигареты, предложив закурить и мне. Это были самые дешевые бакинские сигареты - «Эфсане» ("Легенда"), которые администрация обязана выдавать зэкам в качестве табачного пайка. На самом же деле, табачный паек продается братве, которая за счет госснабжения занимается тюремной благотворительностью.
«Это твоя «Эфсане»» - протянул мне несколько пачек «столыпинец». Итак, я получил свою первую «нужду» в жизни. Сделал несколько затяжек, и это был самый отвратительный табачный вкус, который мне пришлось когда-либо изведать. Кажется, я стал реально понимать, что уже нахожусь в местах не столь отдаленных. После этой табачной легенды мне захотелось бросить курить. Почти решился, но по-марктвеновски, до первой возможности получить приемлемый табак. С чувством глубокого сожаления вспоминаю выкуренные моими новыми «собратьями» четыре пачки «Marlboro», которые незадолго до ареста мне успели передать дальновидные друзья. Уже впоследствии я понял, что сигареты в тюрьме - самый стратегический товар, почти конвертируемая валюта. Если у вас нет денег, но есть приемлемые сигареты, то их можно обменять на любой продукт и даже вид услуги. Кстати, многие оперативники в колониях расплачиваются со своей агентурой штучными сигаретами. Принес информацию - получай сигарету. Хороший табак в тюрьме - это первый признак жизненного благополучия арестанта, а также его причастности к касте избранных. Но всем этим хитростям я научусь гораздо позже, уже в колонии. Сейчас же я понял, что допустил промах, о котором долго сожалел. Первый блин как всегда оказался комом.
Дело в том, что в конце лихих 90-х, начитавшись восторженных воспоминаний славной русской «братвы» о недопустимости уединенного образа жизни в камере, я решил поделиться своим табаком и первичными запасами провианта, наспех приготовленными родителями и переданными мне незадолго до ареста. Однако вместо гостеприимного приема, я встретил ужасную картину - все мои сигаретные пачки «Мальборо» и домашние котлеты были наспех «проглочены» голодными зэками с аппетитом первобытных дикарей.
Новым шоком стал «Север», хотя его было бы правильнее назвать фекалоидом или дерьмопортом! Улучив минуту, я прорвался в желаемый уголок, и тут же выбежал с тошнотворным чувством. Ничего более ужасного и смрадного я еще не встречал в жизни. Чего же можно ожидать от пятачка земли, громко именуемого туалетом, где нет воды и испорченная канализация, где справляли свою нужду заключенные, но который не промывался уже несколько недель? Я решил как можно меньше ходить в туалет, насколько это возможно, насколько хватит сил.
И тут я почувствовал жуткий зуд в спине - какая-то тварь забралась под рубашку, искусав спину, напившись моей крови, и продолжила мучительное для меня хождение по телу. Вся постель и одежда кишела вшами. Я попытался оказать хоть какое-то сопротивление, был исполнен решимости защитить себя от агрессии этих тварей, избавиться от них, но тщетно. Меня мог спасти разве что сон. Казалось, я попал в самый настоящий ад, хотя порой все же мерещилось, что меня скоро разбудят, и этот кошмарный сон развеется, наступит явь – и я вновь окажусь в родимой и любимой вихрящейся редакционной реальности - в «Реальном Азербайджане», меня захватит и снова понесет привычная предпятничная суматоха... Я снова стану публиковать свежие факты новых хищений из очередного транша Нефтяного Фонда. Увы!
БАСНЯ И БАНЯ
Отворилась дверь - кстати, впервые за все время моего нахождения в кошмаре - и надзиратель произнес мою фамилию, пригласив «на выход». За мной последовали браконьер, угонщик автомобиля и один из «столыпинцев». Это был первый услышанный мною стук в дверь моей камеры. Начиная с первого дня заключения, узник находится в ожидании исполнения туманных надежд. Постоянно замирает сердце, особенно когда надзиратель произносит твою фамилию и приглашает к выходу. Трудно выразить эти ощущения, ибо секунды, минуты, часы летят, и все же надежда, в исполнение которой уже не верится, не покидает узника. И даже при каждом случайном шорохе в дверях, случайном звуке, случайном кашле надзирателя за дверью, в ушах начинает громко звенеть, а сердце - страшно колотиться. После этого вихря ощущений я снова оказался в тюремном дворе, где вновь столкнулся лицом к лицу с эпическим слоганом вождя о невинно осужденных. Нас повели мыться в баню. Но при этом не дали ни полотенца, ни мыла… о других банных принадлежностях и говорить не приходиться.
В маленькой бане было всего две душевые. Мои товарищи, смирившись со своей «банной» участью, отправились купаться без мыла и полотенца, я же решил познакомиться с заведующим баней. Кстати, пост завбаней, наряду с постом хлебореза, – один из самых стратегических в тюремном лагере. Мне еще в этом придется убедиться – от Солженицына, из его «Архипелага», мне уже было известно, что один из самых выдающихся ученых в мировой истории Лев Ландау был в сталинском ГУЛАГе заведующим женской баней.
Завбаней оказался молодой барчук лет двадцати пяти – представитель самого многочисленного класса азербайджанских арестантов – наркоманов.
Кстати, сами зэки нарекли 234-ю статью Уголовного Кодекса национальной.
- По какой статье сидишь? – спрашивает один зэк другого.
- По национальной (milli maddə ilə), - и собеседник сразу понимает, о чем идет речь, не переспрашивает и кивает головой.
В тюрьме я встретил не один десяток людей, никогда не употреблявших наркотики или употреблявших их давно, но осужденных за количество, например, героина, «обнаруженного» у него в кармане и превышающего норму для употребления. Хотя, как я воочию убедился, в самой тюрьме наркобизнес процветает. В каждую зону ввозят сотни граммов героина, кокаина, гашиша, марихуаны и торгуют ими открыто. К примеру, в 6-й колонии ларек наркотических веществ одно время находился в библиотеке, и там шла открытая торговля. Торговал библиотекарь, который в настоящее время отбывает наказание в 13-й колонии. Представляете, заходишь в библиотеку, а там вместо книг целая галерея наркотических изделий. Выбирай – на любой вкус!
А в Баиловской тюрьме (ныне в Кюрдаханском изоляторе), как и в Гобустанской, или в колонии особого режима №8 (с некоторыми зэками из этой колонии я познакомился в карцерах ШИЗО), то есть, в закрытых тюрьмах наркотики предлагают с особой услугой - «с доставкой в камеру»! Причем доставляют сами надзиратели. Главным «антигероем» по борьбе с наркотиками в наших тюрьмах считается внук Героя Советского Союза, генерала Ази Асланова. Он хотя и носит имя и фамилию своего знаменитого деда, но является главным полицейским по борьбе с наркотиками, находящим под ночным фонарем наркотики в карманах оппозиционеров и журналистов, но зато не замечающий открытую наркоторговлю средь бела дня в тюрьмах. А торговцы - не кто иные, как сами же полицейские в погонах. Вот они и торгуют под портретами своих «чучхэ».
Банщик, одетый в дорогой спортивный костюм и обутый в дорогие кроссовки, рассказал мне свою басню, признавшись под конец, что заплатил многоуважаемому М. муаллиму полтысячи долларов, чтобы скоротать свои последние месяцы срока в «тепличных условиях». Не только банщик со своей басней, но и много других «буржуев» (так арестанты называют богатых и обеспеченных зэков) укрываются от тюремного смрада в санчасти и в клубе. В хозбригаду – «западло», поскольку туда собирают в основном «пидоров, опущенных и опортаченных» (то есть, испачканных, прикоснувшихся к педерасту, достаточно подать ему руку или взять у него сигарету, чтобы получить «волчий билет» и оказаться в «голубом» сообществе).
ТЮРЕМНЫЙ ПРАЙС-ЛИСТ
Койка в санчасти стоит от 1 до 2 тысяч долларов (ежемесячно), а в клубе - до 3 тысяч долларов. В Баиловском СИЗО выстроена одна из самых эффективных пирамид с огромными финансовыми потоками. Даже воздух здесь стоит денег. Я не преувеличиваю, а излагаю все, что видел, и даже порой (а моя нищенская сума иногда пополнялась за счет помощи родителей, друзей и пожертвований международных организаций) платил за облегчение условий содержания. Кстати, расценки, установленные М. муаллимом в Баиловской тюрьме, были поддержаны и переняты досточтимым Э.С. - новым начальником в СИЗО Кюрдаханы, который функционально пришел на замену старому Баилу.
Итак, самая верховная элита «буржуев» почивает на лаврах, а точнее, на нарах в роскошных и полугражданских условиях в санчасти или в клубе. Там почти как в уютной квартире: беспрепятственное передвижение по коридору, мобильный телефон, телевизор и DVD, кабельное ТВ, спиртное, неограниченное пользование отдельной ванной комнатой, чистое накрахмаленное и хорошо выглаженное постельное белье на удобном пуховом матраце…
Но даже не каждый буржуй может позволить себе надолго задерживаться в апартаментах «пятизвездочной» тюрьмы, поскольку у многих следствие затягивается на многие месяцы, а порой и на годы. Поэтому администрация создала хотя и менее комфортные, но уж никак не похожие на тюремные условия в некоторых буржуйских камерах, которым можно присудить «четыре звездочки». Эти спецкамеры размещались в 1, 5 и 6-м корпусах. Стоимость одной койки в этой камере оценивалось от 500 до 850 долларов. В этих камерах отбывают заключение от 4 до 8 зэков. Однако расходы в самой камере более чем высокие – приходится платить за воздух (когда инспектор по внутреннему режиму корпуса, либо «старшина», нарушая правила, оставляет кормушку открытой), благодаря чему сама камера постоянно проветривается, за дверь (оставляют открытой и дверь, только цена более высокая - 1000-1500 долларов), за право побольше надышаться свежим воздухом в прогулочной, за аренду холодильника, за радио, за отключение света во время сна (согласно распорядка и правил внутреннего режима, камера должна быть постоянно освещенной), за лишний повод искупаться в бане, и т.д. и т.п.
Эти камеры предназначены для представителей среднего класса и обедневших либо экономных буржуев, и ежемесячные расходы здесь гораздо меньше - от 300 до 700 долларов. Тепличные условия в «4-звездочных» камерах можно назвать приближенными к свободной жизни. Обитателям этих камер запрещается лишь ношение мобильных телефонов, хотя абсолютное большинство середнячков пользуются мобилкой, но скрытно, соблюдая зековскую конспирацию. Но если даже стражи порядка обнаружат телефон, то за приемлемую взятку (около 2-3 тысяч) можно отделаться предупреждением.
Что же касается «пролетариата и крестьянства», представителей низших классов, то их помещают в большие, как их называют «черные камеры», условия содержания в которых идентичны «карантинной камере», которую я успел описать в предыдущей главе.
Там царствует тюремный смрад, беспредел, право сильного, и все вытекающие отсюда последствия. Голод, холод, отсутствие нормального сна (в эти камеры, предназначенные, к примеру, на 30 заключенных, запихивают по 100 человек – спать приходиться по очереди), вонючая тюремная баланда-жижа и зеленовато-черный, жидкий хлеб… Так как в тюрьме отсутствует вентиляционная система, а зэкам не на что приоткрыть кормушку или провести лишний час в прогулочной, то им остается лишь смириться со своей жалкой участью и относиться к жизни по-философски.
Статья отражает точку зрения автора