"Миллионы русских интеллигентов бросили сюда не на экскурсию: на увечья, на смерть и без надежды на возврат. Впервые в истории такое множество людей развитых, зрелых, богатых культурой оказалось без придумки и навсегда в шкуре раба, невольника. Здесь слились опыт верхнего и нижнего слоев общества. Растаяла очень важная, как будто прозрачная, но непробиваемая прежде перегородка..."
Александр Солженицын. "Архипелаг ГУЛАГ"
- Вокруг твоего ареста поднят невероятный шум. Создан Комитет защиты твоих прав. В него вошли свыше 200 известных общественных и политических деятелей. Запад отреагировал довольно остро. Из-за бугра сыплются острые заявления, протесты и обращения к президенту И.Алиеву. Думаю, что президент издаст указ о помиловании. В самое ближайшее время...
Адвокат Ашуров не оставлял впечатление наивного простачка. Неужели меня посадили только для того, чтобы отпустить через две недели? Что он несет! Я всячески возражал:
- Неужели Вы полагаете, что меня арестовали без ведома президента? Ни один чиновник, судья или прокурор в этой стране не решится на такое. Редактора двух крупнейших газет бросают за решетку, а президент узнает об этом в самую последнюю очередь, постфактум, со страниц газет? Не будьте так наивны…
ТРУБНЫЙ ЗАПАХ
Адвокат пытался провести параллели с гейдарианской эпохой, вспомнил дело Э.Гусейнова, которого президент Г.Алиев освободил спустя три недели после ареста, напомнил про громкое дело членов редакции сатирической газеты "Чешме", которые отделались годом тюрьмы, и еще про другие забытые обществом эпизоды. Адвокат, как и большая часть общества, не внемлет простой истине - те времена безвозвратно остались в прошлом. С тех пор мир сильно изменился. Тогда не было столь ощутимого влияния новой геополитической модели - авторитарного путинизма, по крайней мере. Американцы и институты, находящиеся под влиянием трансатлантизма, правили безраздельно, Алиевы находились в резкой конфронтации с ельцинской командой, не было большой нефти, Азери-Чыраг-Гюнешли и Баку-Тбилиси-Джейхан… Наконец, не было нефтеТрубы. Семья еще сильно зависела от нефтяных бонусов, которые покрывали огромный бюджетный дефицит. Была оппозиция и реальное общественное сопротивление.
Думаю, что они были полностью готовы к этому сценарию развития ситуации. То есть, Алиевы понимали, что мой арест вызовет шквал критики и протеста в мире. Они не настолько наивны, чтобы не понимать очевидного.
Однако меня беспокоил более важный фактор - мой арест стал новой отправной точкой начала очередного этапа репрессивной политики.
Начался демонтаж системы медиа, разгромлены или проплачены все независимые СМИ, существенно ограничена свобода слова, введена самоцензура журналистов. Начался второй этап азербайджанской Виоленсии.
Говоря об азербайджанской Виоленсии, она начинается с убийства журналиста Эльмара Гусейнова, положившего начало бесконечным актам насилия и произвола, массового морального и физического террора, по отношению к критикам власти, и инакомыслию, в целом. Однако еще на первом этапе азербайджанской Виоленсии, власть сохранила определенную видимость свободы слова и собраний. До апреля 2007 года в оппозиционной печати можно было встретить обвинения в коррупции и произволе, направленные даже против самого президента. До сих пор оппозиционные партии решались на проведение акций протеста, несанкционированных властью. Но с наступлением второй, более страшной волны Виоленсии, под гусеницами новой репрессивной машины остались последние, еле видимые ростки гражданского общества. В стране окончательно воцарилась безраздельная абсолютистская власть, неприемлющая выражения инакомыслия. В общем, выветрился романтизм, и вместо него пришли цинизм, разочарование или конформизм.
ПРИВЕТ ОТ ФАРХАДА АЛИЕВА
Адвокат слушал меня с большим вниманием. Часто кивал головой. Он не мог отрицать очевидной нелицеприятной картины. Но, видимо, дабы укрепить во мне бодрость духа и веру в избавление, стоял на своем. Наконец, он подвел черту под нашей первой беседой в застенках:
- Ты повел себя достойно. Поэтому я рядом с тобой. Кстати, Фархад Алиев попросил меня передать тебе большой привет и выразил готовность поддержать тебя в твоих начинаниях!
Господи – почему для того, чтобы жить в этой стране, нужно умереть!? Почему я должен был доказывать свое право на свободу, потеряв ее? С этими горькими и очень непростыми мыслями я покинул адвоката. А что касается Фархада Алиева, то мне еще предстояло увидеться с ним в застенках "гэбэшника". Но об этом речь в одной из последующих глав.
ТРАГЕДИЯ ПРОФЕССОРА УМНЯШКИНА
Скрутив мои руки за спину, мой бессменный конвоир продолжил со мной путь в камеру. У фонтана я столкнулся с другим остриженным налысо и интеллигентным выражением лица заключенным, следовавшим на встречу к адвокату. Его угрюмые глаза выражали печаль и страдание. А под мышкой - книжка. Я остановился и попытался прочитать имя автора книги. Чья же фамилия на этом черном переплете? Фейхтвангер. Неужели он читает "Московские процессы"? Актуально! Конечно же, это – Александр Умняшкин! И его ведут к адвокату. Уже через несколько дней я узнал о невероятной трагедии этого незаурядного ученого. А.Умняшкина бросили за решетку Баиловского острога в тот же ненастный день 20 апреля, что и меня. Причем его арестовывали уже вторично. Он проходил по громкому делу врачей и министра Инсанова. «Реальный Азербайджан» освещал этот процесс, и имя Умняшкина не раз можно встретить в репортажах из зала суда.
Пути судьбы привели этого талантливого ученого в кабинет ответственного чиновника Министерства здравоохранения. Он заведовал здесь международным отделом. Умняшкин был одним из самых молодых профессоров и докторов наук в Азербайджане. Ему не было и тридцати, когда о его ученой славе заговорили в мировых научных кругах…
Власть вменила в вину профессору медицины лишь его приближенность к мятежному министру. Он часто выезжал с А.Инсановым в зарубежные страны, сопровождал его, входил в ближайший круг помощников. Этого было достаточно, чтобы привлечь его к уголовной ответственности. И осудить. Чтобы другим неповадно было. Как мудро изрекали еще в сталинские времена - у нас сажают одного, а прочие ложатся сами!
Осудить в назидание другим, чтобы внушить страх, продемонстрировать непоколебимость воли Хозяина, его лютую ненависть ко всему, что окружает мятежника. Мотив тоталитаризма ужасен - Систему постоянно необходимо подпитывать враждебными сигналами. Судьбы человеческие, души людские для властелинов, покоривших угнетенных, слепленных из пластилина – ровным счетом ничто, пустой звук, грош, пыль… Да, пыль! А коли не верится, так спроси у пыли!... Власть глуха к стонам и мукам безвинных жертв; власть нема, чтобы выразить сострадание и сочувствие к людям, заброшенным в непостижимые условия, дышащие смрадом и ужасом. Спросите у пыли! И она ответит вам…
Профессора Умняшкина продержали в изоляторе МНБ чуть более года. Читатель еще успеет в будущих главах убедиться в невыносимости условий в этом СИЗО. Выжить в коридорах восставшего из пепла ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ-МНБхСС требует особых усилий, твердого духа, веру в жизнь и себя. А.Умняшкин выжил. Страдая. О его муках в застенках чекистов мне много рассказывал его сокамерник Эльшан, с которым я прожил, вернее, просуществовал, в одной маленькой смрадной камере свыше месяца.
Но в чём же де-юре обвиняли профессора? Вот это самый интересный, беспрецедентный, вопиющий факт в истории нашей юриспруденции. Профессора обвинили в получении... грантов. Точнее, в нецелевом использовании грантов, выделенных международными донорами. Примечательно, что сами грантодатели не имели никаких претензий к профессору. Они были удивлены, а после суда шокированы арестом и заключением А.Умняшкина в тюрьму на долгий срок. Ибо, по их мнению, он выполнил всю работу добросовестно. И финансовые документы были в порядке. Но это мнение грантодателей. Наши мудрые, ловкие, прыткие чекисты – патриоты, четко следующие твердой букве закона, узрели в научных разработках и соответственно обязательствах профессора, касающихся грантов, криминал. Не видано, не слыхано, чудеса, да и только!
Как говорил товарищ Брежнев: "Лог-гэк-ки не ыщ-щи!"
Еще не на то способны наши доблестные рыцари–невидимки, просто органически неспособные смириться с нарушением законности и порядка. Это там у них в Лондонах и Парижах могут закрыть глаза на преступно-коррупционную деятельность чиновников, а у нас - никак! Видимо, коррумпированная криминально-политическая верхушка продажного Запада решила покрыть незаконные действия профессора–«прихватизатора»–«грантоеда». А мы не будем закрывать глаза на небрежность и небережливость детей капитана Гранта! Кто нарушил закон, тому глаз вон! Вначале профессора все же выпустили из СИЗО МНБ, предварительно вырвав благодарность за гуманное отношение в самой лучшей тюрьме мира – тюрьме обетованной. Профессора заставили подписаться под обращением на имя самого Эльдара Ахмедовича. Да еще выцарапали обязательство – выступить на суде против своего министра, соратника, оболгать его и обвинить в двурушничестве, предательстве и негодяйстве. Умняшкин вдохнул свободы, и все же поступил по-своему. Он отказался дать показания против Инсанова. И сделал еще большее, поступил по велению совести и изобличил преступные действия чекистов. Спецслужбы не остались в долгу. И Умняшкина Александра Александровича в тот же день, как и меня, 20 апреля 2007 года снова бросили за решетку, осудив на 4 года по тем же липовым обвинениям, из-за несостоятельности которых им пришлось отпустить его годом раньше.
Незабываемый образ измученного профессора с Фейхтвангером под мышкой всегда будет стоять у меня перед глазами. У него никого не было, кроме адвоката и разбитой параличом 70-летней матери. Неужели Бог останется равнодушным к слезам наших матерей? Дописав эти строчки, перечитываю Дино Буццати:
"Мать позаботилась о том, чтобы оставить все как было до его возвращения, чтобы он после долгого отсутствия мог снова почувствовать себя мальчишкой. Да, она, конечно, надеется сохранить в неприкосновенности счастье, ушедшее навсегда, и сдержать бег времени, ей кажется, будто стоит открыть по возвращении сына окна и двери, как все опять сделается таким, как прежде..."
Статья отражает точку зрения автора
Александр Солженицын. "Архипелаг ГУЛАГ"
- Вокруг твоего ареста поднят невероятный шум. Создан Комитет защиты твоих прав. В него вошли свыше 200 известных общественных и политических деятелей. Запад отреагировал довольно остро. Из-за бугра сыплются острые заявления, протесты и обращения к президенту И.Алиеву. Думаю, что президент издаст указ о помиловании. В самое ближайшее время...
Адвокат Ашуров не оставлял впечатление наивного простачка. Неужели меня посадили только для того, чтобы отпустить через две недели? Что он несет! Я всячески возражал:
- Неужели Вы полагаете, что меня арестовали без ведома президента? Ни один чиновник, судья или прокурор в этой стране не решится на такое. Редактора двух крупнейших газет бросают за решетку, а президент узнает об этом в самую последнюю очередь, постфактум, со страниц газет? Не будьте так наивны…
ТРУБНЫЙ ЗАПАХ
Адвокат пытался провести параллели с гейдарианской эпохой, вспомнил дело Э.Гусейнова, которого президент Г.Алиев освободил спустя три недели после ареста, напомнил про громкое дело членов редакции сатирической газеты "Чешме", которые отделались годом тюрьмы, и еще про другие забытые обществом эпизоды. Адвокат, как и большая часть общества, не внемлет простой истине - те времена безвозвратно остались в прошлом. С тех пор мир сильно изменился. Тогда не было столь ощутимого влияния новой геополитической модели - авторитарного путинизма, по крайней мере. Американцы и институты, находящиеся под влиянием трансатлантизма, правили безраздельно, Алиевы находились в резкой конфронтации с ельцинской командой, не было большой нефти, Азери-Чыраг-Гюнешли и Баку-Тбилиси-Джейхан… Наконец, не было нефтеТрубы. Семья еще сильно зависела от нефтяных бонусов, которые покрывали огромный бюджетный дефицит. Была оппозиция и реальное общественное сопротивление.
Думаю, что они были полностью готовы к этому сценарию развития ситуации. То есть, Алиевы понимали, что мой арест вызовет шквал критики и протеста в мире. Они не настолько наивны, чтобы не понимать очевидного.
Однако меня беспокоил более важный фактор - мой арест стал новой отправной точкой начала очередного этапа репрессивной политики.
Начался демонтаж системы медиа, разгромлены или проплачены все независимые СМИ, существенно ограничена свобода слова, введена самоцензура журналистов. Начался второй этап азербайджанской Виоленсии.
ВИОЛЕНСИЯ
Виоленсия – период истории Колумбии (террор, насилие, произвол), начавшийся с убийства лидера колумбийской оппозиции Хорхе Гайтано (1898-1948 гг.) и продлившийся почти десятилетие. Период колумбийской Виоленсии охватывает 1948-1958 годы
ПРИВЕТ ОТ ФАРХАДА АЛИЕВА
Адвокат слушал меня с большим вниманием. Часто кивал головой. Он не мог отрицать очевидной нелицеприятной картины. Но, видимо, дабы укрепить во мне бодрость духа и веру в избавление, стоял на своем. Наконец, он подвел черту под нашей первой беседой в застенках:
- Ты повел себя достойно. Поэтому я рядом с тобой. Кстати, Фархад Алиев попросил меня передать тебе большой привет и выразил готовность поддержать тебя в твоих начинаниях!
ТРАГЕДИЯ ПРОФЕССОРА УМНЯШКИНА
Скрутив мои руки за спину, мой бессменный конвоир продолжил со мной путь в камеру. У фонтана я столкнулся с другим остриженным налысо и интеллигентным выражением лица заключенным, следовавшим на встречу к адвокату. Его угрюмые глаза выражали печаль и страдание. А под мышкой - книжка. Я остановился и попытался прочитать имя автора книги. Чья же фамилия на этом черном переплете? Фейхтвангер. Неужели он читает "Московские процессы"? Актуально! Конечно же, это – Александр Умняшкин! И его ведут к адвокату. Уже через несколько дней я узнал о невероятной трагедии этого незаурядного ученого. А.Умняшкина бросили за решетку Баиловского острога в тот же ненастный день 20 апреля, что и меня. Причем его арестовывали уже вторично. Он проходил по громкому делу врачей и министра Инсанова. «Реальный Азербайджан» освещал этот процесс, и имя Умняшкина не раз можно встретить в репортажах из зала суда.
Пути судьбы привели этого талантливого ученого в кабинет ответственного чиновника Министерства здравоохранения. Он заведовал здесь международным отделом. Умняшкин был одним из самых молодых профессоров и докторов наук в Азербайджане. Ему не было и тридцати, когда о его ученой славе заговорили в мировых научных кругах…
Власть вменила в вину профессору медицины лишь его приближенность к мятежному министру. Он часто выезжал с А.Инсановым в зарубежные страны, сопровождал его, входил в ближайший круг помощников. Этого было достаточно, чтобы привлечь его к уголовной ответственности. И осудить. Чтобы другим неповадно было. Как мудро изрекали еще в сталинские времена - у нас сажают одного, а прочие ложатся сами!
Осудить в назидание другим, чтобы внушить страх, продемонстрировать непоколебимость воли Хозяина, его лютую ненависть ко всему, что окружает мятежника. Мотив тоталитаризма ужасен - Систему постоянно необходимо подпитывать враждебными сигналами. Судьбы человеческие, души людские для властелинов, покоривших угнетенных, слепленных из пластилина – ровным счетом ничто, пустой звук, грош, пыль… Да, пыль! А коли не верится, так спроси у пыли!... Власть глуха к стонам и мукам безвинных жертв; власть нема, чтобы выразить сострадание и сочувствие к людям, заброшенным в непостижимые условия, дышащие смрадом и ужасом. Спросите у пыли! И она ответит вам…
Профессора Умняшкина продержали в изоляторе МНБ чуть более года. Читатель еще успеет в будущих главах убедиться в невыносимости условий в этом СИЗО. Выжить в коридорах восставшего из пепла ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ-МНБхСС требует особых усилий, твердого духа, веру в жизнь и себя. А.Умняшкин выжил. Страдая. О его муках в застенках чекистов мне много рассказывал его сокамерник Эльшан, с которым я прожил, вернее, просуществовал, в одной маленькой смрадной камере свыше месяца.
Но в чём же де-юре обвиняли профессора? Вот это самый интересный, беспрецедентный, вопиющий факт в истории нашей юриспруденции. Профессора обвинили в получении... грантов. Точнее, в нецелевом использовании грантов, выделенных международными донорами. Примечательно, что сами грантодатели не имели никаких претензий к профессору. Они были удивлены, а после суда шокированы арестом и заключением А.Умняшкина в тюрьму на долгий срок. Ибо, по их мнению, он выполнил всю работу добросовестно. И финансовые документы были в порядке. Но это мнение грантодателей. Наши мудрые, ловкие, прыткие чекисты – патриоты, четко следующие твердой букве закона, узрели в научных разработках и соответственно обязательствах профессора, касающихся грантов, криминал. Не видано, не слыхано, чудеса, да и только!
Как говорил товарищ Брежнев: "Лог-гэк-ки не ыщ-щи!"
Еще не на то способны наши доблестные рыцари–невидимки, просто органически неспособные смириться с нарушением законности и порядка. Это там у них в Лондонах и Парижах могут закрыть глаза на преступно-коррупционную деятельность чиновников, а у нас - никак! Видимо, коррумпированная криминально-политическая верхушка продажного Запада решила покрыть незаконные действия профессора–«прихватизатора»–«грантоеда». А мы не будем закрывать глаза на небрежность и небережливость детей капитана Гранта! Кто нарушил закон, тому глаз вон! Вначале профессора все же выпустили из СИЗО МНБ, предварительно вырвав благодарность за гуманное отношение в самой лучшей тюрьме мира – тюрьме обетованной. Профессора заставили подписаться под обращением на имя самого Эльдара Ахмедовича. Да еще выцарапали обязательство – выступить на суде против своего министра, соратника, оболгать его и обвинить в двурушничестве, предательстве и негодяйстве. Умняшкин вдохнул свободы, и все же поступил по-своему. Он отказался дать показания против Инсанова. И сделал еще большее, поступил по велению совести и изобличил преступные действия чекистов. Спецслужбы не остались в долгу. И Умняшкина Александра Александровича в тот же день, как и меня, 20 апреля 2007 года снова бросили за решетку, осудив на 4 года по тем же липовым обвинениям, из-за несостоятельности которых им пришлось отпустить его годом раньше.
Незабываемый образ измученного профессора с Фейхтвангером под мышкой всегда будет стоять у меня перед глазами. У него никого не было, кроме адвоката и разбитой параличом 70-летней матери. Неужели Бог останется равнодушным к слезам наших матерей? Дописав эти строчки, перечитываю Дино Буццати:
"Мать позаботилась о том, чтобы оставить все как было до его возвращения, чтобы он после долгого отсутствия мог снова почувствовать себя мальчишкой. Да, она, конечно, надеется сохранить в неприкосновенности счастье, ушедшее навсегда, и сдержать бег времени, ей кажется, будто стоит открыть по возвращении сына окна и двери, как все опять сделается таким, как прежде..."
Статья отражает точку зрения автора