Благородная гниль

Игорь Померанцев

Трезвенник, отложи эту книгу, она адресована не тебе, если, разумеется, ты не собираешься изменить своим убеждениям.

Я прочёл эту книгу взахлёб. И ещё полдюжины подобных книг, найденных в лондонской букинистической лавке. Они были свалены в углу, их коленкоровые обложки покоробились и заплесневели, страницы слежались, матерчатые закладки истлели. Торговал этой трухлятиной букинист, которого я знаю много лет.

Когда я впервые зашёл в его лавку в Хэмпстеде, он, учуяв мой русский акцент, сказал по-английски, чеканя русские слова:

"Есть только "Ц е м е н т" Г л а д к о в а".

"Свой", - подумал я... И не ошибся. На этот раз он сразу кивнул на старые книжки о вине и, как бы извиняясь, пояснил:

"Видно, держали в погребе... Но это ведь по вашей части?"

Винные критики стали подлинными профессионалами только в начале 80-х годов прошлого века. Прежде эта профессия не приносила постоянного дохода. В наши дни винный критик может зарабатывать не меньше театрального рецензента или музыковеда. Я охотно читаю винные колонки в газетах и журналах: чаще всего это дельные развёрнутые советы с перечнем имён, географических названий, цен.

Профессионалы пишут о том, о чём нужно и должно писать. Другое дело – дилетанты. Эти пишут о том, что их волнует, что им нравится, от чего они без ума. Больше двух тысяч лет о вине писали дилетанты: любомудры, историки, лекари, адвокаты, негоцианты, садоводы, алхимики. В последние два столетия чаще всего это была литература, написанная джентльменами для джентльменов. У этой литературы есть свои классики, но куда больше – заслуженно забытых сочинителей.

Классиков я люблю, а сочинители – моя слабость. Мне по душе их почти игрушечная винная ойкумена, узкие винные горизонты. На их карте есть лишь три материка: Бургундия, Бордо, Шампань. Мадера, малага, портвейн, рейнские, мозельские вина упоминаются, но лишь вскользь. На этой же карте есть место морям и океанам, но оценивают их по винной шкале: Индийский – жаркий, для вина в трюме губительный, а пылающее Красное море для вина просто гибельно: везёшь вино, а привозишь сироп.

Тон книг, написанных сочинителями, - покровительственно-дидактический. Читателя журят за невежество, но при этом не выставляют за дверь.

Знаете ли вы, что хорошие вина следует оценивать синтетически, а не аналитически?! Урожаи 1884, 1889, 1893, 1989, 1900, 1904, 1906, 1911, 1914 были чрезвычайно благотворными для шампанских вин. Запомнили? За день до званого обеда хозяин спускается в погреб, кладёт бутылки горизонтально в корзинку и подымается наверх. В столовой медленно перемещает их в вертикальное положение, с тем чтобы осадок опустился по стенкам бутылки на дно. Всё последующее время бутылки держат в помещении при температуре 68 градусов по Фаренгейту. Было бы логично сначала выпить Cote-de-Nuits 1904 года, а уж после Medoc 1875. Но не тут-то было!
Молодое вино способно затмить старое, если его подадут сразу же после старого. Как же поступить? Выход есть. Выпейте между ними какое-нибудь скромное вино, и тогда Medoc не проиграет в сравнении с могучим молодым предшественником! Театралы утверждают: в хорошей пьесе каждый новый акт должен стоять на плечах предшествующего, и всё должно завершиться crescendo. Вот так и с винами: каждое последующее поднимается ступенькой выше, чтобы вы не сожалели об утратах.
Да, и вот ещё что: с одним и тем же блюдом не мешайте бордо и бургундское. Начинайте с бордо, поскольку бургундское лучше сочетается с дичью и гусиным паштетом, которым предшествуют курятина и мясо от мясника. А коньяки, сынок, надо жевать. Буквально. Как кровавый бифштекс. И не вздумай курить перед едой. Табак убивает все винные ароматы. Не веришь? Тогда проделай такой опыт. В бокал с вином выдохни дым. Когда он рассеется, понюхай вино. От его аромата ничего не останется. Тут не только вино потеряет сознание: дым сильней даже коньяка и арманьяка.

Как правило, сочинители – убеждённые антропоморфисты. То и дело забываешь, о чём они пишут.

Сударь, вы перепутали Medoc 1912 и 1914? Но вино узнать так же просто, как человека. Узнаём же мы людей по походке, форме черепа, разрезу глаз, выражению лица, линии рта, ушей. Благодаря урокам музыки человек развивает слух и сходу способен отличить Бетховена и Люлли от Моцарта и Вагнера. Просвещённый глаз тотчас видит кисти какого художника принадлежит та или иная картина: Рембрандта, Веласкеса или Гойи. Вкусу тоже обучают.
У вина, как у человека, есть возраст: детство, зрелость, старость. Есть вина, которые особенно хороши в юности, например, божоле. Бордо неотразимо на закате дней, и этот закат куда привлекательней юности. О пожилых женщинах порой говорят: "Можно только представить себе, как она была хороша в молодости!" Заблуждение. Да не была она милашкой. И только возраст вдохнул в неё обаяние, которое порождает иллюзию о былой привлекательности. Время проявляет истинные свойства, а возраст подчёркивает недостатки. На солнцепёке виноград может получить солнечный удар или страдать от жажды до стона, до хрипа...

Теперь так не напишешь. А если напишешь, то редактор тебя взашей погонит, а читатель на смех подымет. Пафос в наши дни стал синонимом дурного вкуса. Но сочинителям было наплевать на ироничные ухмылки, подтрунивание, перемигивание.

Да, это не вино, а солнце в бутылке! ... Мы откупорили Medoc 1848 и 1864 ровно в восемь вечера... Разве Lafite 1864 уступает Musigue 1869? Ни на йоту. Это дело вкуса и не более... Узнавание вина – это способность назвать год урожая, сорт винограда, провинцию – откуда оно родом-племенем. Вот это – Lafite 1870, а это – Margaux 1875!

К началу шестидесятых минувшего века пафос окончательно выдохся. Вино пошло, потекло в массы. В английских пабаха и ресторанах его начали отпускать бокалами. Женщины сменили джин с соком на эротичный бокал красного сухого. Супермаркеты открыли винные отделы, сбили цены. Представительницы среднего класса, прежде сторонившиеся винных лавок с их подчёркнуто мужским духом, принялись загружать тележки супермаркетным вином с броскими ярлыками. Критики стали частью винной индустрии и перестали смело к р и т и к о в а т ь. Некоторые занялись виноторговлей. Новое время решительно потеснило дилетантов, а от их книг осталось лишь мокрое место, горка трухлятины.

"Трезвенник, отложи эту книгу"..., - так писал в конце двадцатых сочинитель Поль де Кассаньяк. Книга называлась "Вина Франции". На английский её перевели в 1936 году.

Осень – это личность, ослепительная, окружённая ореолом света. Она неторопливо бродит полями. Солнце понемногу теряет силы, но его лучи наливаются румянцем. Чем меньше у осени сил, тем она прекрасней. Она с удовольствием раскрывает цветы, самые прелестные, самые душистые. Она ласкает виноградные кисти. В такие мгновения виноградарь раздвигает листья, чтобы каждой ягоде досталась частица света и тепла. После виноград краснеет, становится ржавым. Ягоды трескаются, сочатся сладкой влагой, и если погода благосклонна, гроздья покрываются бледно-зелёным пушком, который осыпается при малейшем прикосновении и который принято называть "благородной гнилью" (pourriture noble).
(Из книги «Винные Лавки»)