Карта и плавания капитана Пири-реиса

Карта Гранады из «Книги морей» Пири-реиса

В те времена — в XV-XVI столетиях — герои мыслили не числами и словами, а морями, рифами, мысами, бризами. Их Богом был Океан. Географические карты, начерченные ими, похожи на шедевры иконописи, хотя святые и персонажи этих икон словно обитают в языческом космосе: ожереловые попугаи, люди с ногами, растущими из огромной головы, длинножирнохвостые овцы, матросы на каравеллах, кукольные мавры, негры, китайцы. Эта иконопись — прикладная. Вооружившись лупой и фантазией, можно часами ползать по затонувшей эпохе, царапая локти и колени о бушприты и мачты, готические шпили, сторожевые башни. Вот что такое прозрение: увидеть чужую жизнь чужими глазами.

Чётко вижу двенадцатый век
Два-три моря, да несколько рек…


Пишет поэт. И дальше:

Крикнешь здесь — там услышат твой голос.
Так что ласточки в клюве могли
Занести, обогнав корабли,
В Корнуэльс из Ирландии волос.


Да, верно: старинные карты — про корабли и птиц. Но это — XII век. В XVI столетии картографы уже знают про обе Америки, Атлантический и Тихий океаны… О чем ещё рассказывают старые карты? О том, что граница между Европой и Азией была очень зыбкой: Оттоманская империя скорее тяготела к Европе, с ней торговала, искала и находила на западе компаньонов. Люди делились не на народы и нации, а на врагов и союзников. Ислам не совпадал с границами Оттоманской империи, а Анатолия бытом, искусствами, нравами была ближе к Балканам, чем к Северной Африке. Территория между Стамбулом и Бухарестом была зоной торговли, а не сшибки христианства и ислама.
Ещё благодаря картам понимаешь, что купеческие и военные маршруты, пути, тракты играют куда большую роль, чем очертания княжеств, королевств, вилайетов. Синтаксис тогдашнего пространства — укреплённые города, замки, порты. Время же измеряется переходами от базара к караван-сараю, от брода к горной тропе, от крепостных стен и рвов к храму. В этом смысле старые карты — объёмны, или, как теперь говорят, в «3D». Они населены племенами, армиями, флотами. Картографы изображают тяжело дышащие пушки, истекающих кровью воинов, солидных негоциантов, свирепые лица морских разбойников. Современные историки «читают» старые карты, как путевые дневники первопроходцев, миссионеров, посланников.

У героя моей заметки есть имя: это турецкий мореплаватель и картограф Пири-реис (родился в Галлиполи между 1465 и 1470 годами, обезглавлен в Каире в 1554 или 1555 году). Его отрочество — сбывшаяся мечта любого мальчика всех эпох. Дядя Пири-реиса — Кемаль — был адмиралом. Он часто брал племянника в плаванье.

Уцелевший фрагмент карты Пири-реиса (1513)

Пиратские рейды на суда чужеземных купцов в ту пору были нормой, и подросток выучил слово «абордаж» не по книжкам. Позже Пири-реис сам стал адмиралом военно-морского флота Оттоманской империи и участвовал в морских сражениях за средиземноморские острова.
Он — создатель загадочной карты мира (1513 г.), нарисованной на шкуре газели. Эта карта ставит в тупик современных экспертов: имел ли доступ Пири-реис к старинным лоциям из Александрийской библиотеки? Изобразил ли он побережье Антарктиды, причём с точностью, на которую способна лишь аэросъёмка? Откуда он черпал основы сферической тригонометрии: у античных математиков и астрономов или у средневековых учёных-мусульман? Откуда знал про Анды, открытые спустя несколько десятилетий? В отрочестве ответы на эти вопросы волновали бы меня куда больше, чем сейчас. Но всё равно Пири-реис — мой герой.

Термин «депортация» в его современном смысле появился в конце XVIII века во Франции. «Коллективная вина» и «коллективная ответственность» ассоциируются с немцами. Авторские права на словосочетание «этнические чистки» — у сербов. Но сама процедура изгнания, высылки, огульного обвинения известна истории уже тысячи лет. Мавров, иудеев, морисков и марранов выдавливали из Испании более столетия. Их пытали кипятком, шипами, раскалёнными углями, дыбами, крюками, пилами, калёным железом, бессонницей, сжигали заживо либо после удушения (последнее — для раскаявшихся), причём сжигали и семьями, и поодиночке, запрещали говорить на родном языке и посещать бани, заставляли детей доносить на родителей, насильно переодевали в испанскую одежду либо приговаривали к пожизненному ношению «покаянного облачения» (habito), давали «правильные» имена вместо прежних, не позволяли красить ногти хной, есть кус-кус, осыпать сладостями жениха и невесту, приписывали им преступления против христиан, в том числе похищения младенцев, установку железных капканов на улицах, осквернение крестов. «Дела врачей» тоже были в ходу: «неверных» лекарей сплошь и рядом обвиняли в отравлении католиков. Христиан же, укрывавших неверных у себя дома, жестоко карали. На сборы изгнанникам давали три месяца — по меркам ХХ века, можно сказать, по-божески. Свидетельства обо всём этом можно найти не только в обвинительных актах и приговорах инквизиции, но и в стихах:

Может статься, любит вся
Публика другой род смерти.
Я же кончить так, поверьте,
Никогда бы не взялся:
Сдохнуть, в воздухе вися,
Будто гроздья винограда?
Нечего сказать, награда!
Нет, смертишка, нет, ни в жисть
Не повисну, будто кисть,
Глоткой вниз, о нет, не надо!**


С конца XV столетия Пири-реис и его дядя-адмирал принимали участие в массовой эвакуации мавров из Испании и Португалии. Османские суда, гружёные изгнанниками, держали курс на Марокко, Алжир, Тунис, Турцию, Апеннины. Историки полагают, что те же суда спасали и евреев-сефардов, которые впоследствии нашли убежище в Стамбуле, Измире, Эдирне, Салониках. Развёрнутый свиток Пири с именами спасённых мог бы растянуться не на одну морскую милю. Речь идёт о сотнях тысяч беженцев. Это была экспедиция, поддержанная султаном. Финансировали её из императорской казны. Беженцы тоже иногда платили дукатами и золотом за «билеты», хотя из страны их вышвыривали с вывернутыми карманами и пустыми котомками. Как бы то ни было, я с почтением целую руку моего героя и прикладываю её к своему лбу.


* Подробней об этом рассказывается в захватывающем исследовании американского историка Palmira Brummett в книге “The Early Modern Ottomans”

** перевод В.Парнаха, из книги «Испанские и португальские поэты — жертвы инквизиции», 1934 г.

Эссе отражает точку зрения автора